Люди в голом - Страница 56

И Слива зачем-то протянул Перельману пустой стакан.

Сливе, когда он учился на пятом курсе института культуры, врач посоветовал не переутомляться и по возможности поменьше работать. Слива принял эту рекомендацию к сведению, впрочем, чересчур буквально, так что, завершив образование, никуда устраиваться не стал, жил за счет родителей, друзей, любовников и постоянно у всех клянчил деньги, якобы взаймы.

— Угу, добрый! — хмыкнул Перельман. — Ты вот, Аствацатуров, вчера поздно пришел. А то бы обязательно оценил доброту Толика.

— Да уж, — поджал губы Арчи и, вынув изо рта сигарету, сощурившись, принялся разглядывать ее тлеющий кончик.

— А что случилось?

— Женя, перестань, — поморщился Арчи, по-прежнему сосредоточенный на своей сигарете.

— Толик, — продолжал невозмутимо Перельман, — видишь ли, несколько дней назад на своей машине сбил человека насмерть.

— Сбил человека?

— Да. Какого-то учителя химии. «Добрый Толик» нашего Сливы.

— Толик не винова-а-ат! — капризно протянул Слива и прижал к груди пустой стакан. — Этот мудак сам под колеса бросился.

— Ну, конечно, — усмехнулся Перельман. Он сделал шаг к раковине и стряхнул в нее пепел со своей сигареты. — Сам под колеса бросился. Кто бы сомневался. Толик нам так и сказал. И еще поведал, как он на следующий день, матерясь, три часа глаза этого учителя из фар выковыривал.

— Глаза? Господи… — пробормотал я. — И что же теперь… Женя, можно у тебя сигарету…

— Ничего, — пожал плечами Перельман, протягивая мне открытую пачку. — В ментовском протоколе уже значится, что виноват во всем химик.

Повисла пауза.

— Ничего, — примирительно сказал Арчи, с некоторым усилием потушив сигарету о стеклянную пепельницу. — Зато здесь, друзья мои, даже какая-никакая символика прослеживается. Поучительная и трагическая. Интеллигенция гибнет под колесами нуворишей.

— Да, конечно, — скривился Перельман. — Только непонятно, кто детей в школе учить будет. Химиков ведь не напасешься на каждого такого Толика.

Мы помолчали.

— Мне вот, — сказал я, — непонятно, почему Толик такой мрачный.

— А Толик на самом деле не человек, а носорог, — ухмыльнулся Перельман. Он потушил сигарету о край раковины. — Носорог вон тоже угрюмый и злой. А все потому, что носорог вечно страдает запором. Видно, у нашего Толика запор, как у всякого носорога.

— Слушайте! — вдруг подал голос Слива. — У него действительно проблема с этим… у Толика. Он мне как-то сказал, что много сидит в офисе, и от этого геморрой… и что в туалет ходит по большому чуть ли не раз в три дня и подолгу там сидит.

— Вот видишь, — назидательно сказал мне Перельман, кивнув в сторону Сливы. — Я был прав. — Он положил мокрый окурок в стакан, который Слива по-прежнему прижимал к своей груди.

Арчи замахал руками:

— Вы, друзья мои, ничего не понимаете. Толик прекрасен! Что бы вы все там ни говорили. Хотя, конечно, вы правы. Но, хочу вам напомнить, мы все выпиваем здесь и едим за его счет. А что в этом плохого? — Арчи повернулся ко мне за поддержкой. — Да, Толик, жлоб. Быдло при деньгах. Так пусть это быдло потратит деньги с пользой, на нас, таких прекрасных, чем на какую-нибудь чушь.

— Ему что — деньги девать некуда? — иронически поинтересовался Перельман. — Фантазии не хватает?

— Фантазия — продукт развитого ума, — вмешался я. — Так учил Джанбаттиста Вико. А у Толика ум недоразвитый.

О фантазиях Толика

— Ты будешь смеяться, — сказал Арчи, — но фантазии у Толика и впрямь маловато. Что такое манеры, он, как вы заметили, не понимает. Одеваться не умеет. Даже вкуса к еде у него нет. Я его с трудом убедил, кстати, не без помощи этой идиотки Аби, не ходить каждый день в «Макдоналдс». Он там завтракал, обедал и ужинал. С детства, видно, вкуса к жизни не привили. Я у него бывал пару раз в гостях, сидел с его родителями.

— Ну и как? — вяло спросил Перельман.

— Как «как»! — немного раздраженно отозвался Арчи. — Рожи протокольные. Мамаша — парикмахер. Отец — врач-уролог. Конкретный такой, как он сам себя называет. Постоянно с бутылем. Включили телевизор — уткнулись.

— Злые вы! — плаксиво вмешался Слива. — Уйду я от вас!

— Сливочка! — погладил его по голове Арчи. — Куда же ты пойдешь, мой хороший? Мы с Андрюшей тебя любим! Верно, Андрюша?

— Больше жизни…

— Видишь, — кивнул в мою сторону Арчи. — Больше жизни. Иди лучше в комнату поешь. Сыра хочешь?

Слива всхлипнул:

— Мужчину хочу, Арчи…

— Потерпи, — ласково отозвался Арчи и, взглянув на меня, добавил: — Андрей не по этой части.

— Да? — расстроился Слива.

— Да, — подтвердил Арчи. — И Толик, кстати, тоже. Знаешь что, Слива, сходи-ка в комнату, притащи сюда бокалы. У меня в холодильнике еще бутылка есть.

Слива, покачиваясь, вышел.

— Что я там говорил? Забыл уже…

— Что у Толика фантазии нет… — напомнил я.

— Действительно нет. — И Арчи, зачем-то понизив голос, быстро стал рассказывать все то, что ему удалось разузнать о жизни Толика.

По его словам выходило, что Толик и впрямь какой-то набитый дурак. Или досадный клоун, лишенный цирковой фантазии.

Он обучался финансам в одном питерском вузе, но, не завершив образования, устроился в международный посреднический «орган», как-то связанный со здравоохранением, — Арчи точно не помнил. Потом один известный московский рекламщик в благодарность за то, что отец Толика избавил его от хронического урологического заболевания, устроил Толика на должность директора отдела рекламы в санкт-петербургский филиал корпорации, выпускавшей и распространявшей косметику. Оттуда Толика уволили после двух неприятных инцидентов. На торжественном фуршете, организованном по случаю юбилея корпорации, Толик внезапно так оглушительно чихнул, что директор, выступавший с официальной речью, от неожиданности вздрогнул и вынужден был прерваться. Вдобавок Толик уделал соплями платье стоявшей рядом с ним известной французской актрисы, приглашенной в качестве почетного гостя. Актриса, рассказывал Арчи, закатила истерику, заперлась в дамской комнате, не желала оттуда выходить почти целый час и визжала, что такой свиньи она в жизни не видывала.