Люди в голом - Страница 8

Помню, на одном из уроков учительница Валентина Степановна вслух читала нам стихотворение о Ленине:

Вверх идут ступени.
В доме тишина.
Здесь работал Ленин,
Сидя у окна.

Приоткрыты шторы.
И видны вдали
Светлые просторы,
Даль родной земли.

Дальше я уже не помню. Кажется, в стихотворении перечислялось, что собственно Ленин видел сквозь приоткрытые шторы и о чем мечтал. Видел он пашни, избы деревень, заводы, естественно, видел грядущий день. И даже видел, как мчится к звездам человек. В конце автор перекидывал мостик в сегодняшний день:

Видел путь народа
С ясною судьбой.
Все, что в наши годы
Видим мы с тобой.

Валентина Степановна закончила читать, отложила книгу и сказала:

— А теперь, дети, прочитайте стихотворение несколько раз про себя. И подумайте о том, что хотел сказать автор.

Стихотворение мне понравилось. Только финал немного настораживал. Отдавал какой-то школьной назидательностью. Автор словно говорил: «Видишь, как все хорошо? И ты тоже давай, не подводи. Учись на „пятерки“. Раньше-то, при царе, как было? То-то…»

Кроме того, не было поставлено конкретных целей. Вроде как мы все видим, чего хотели. Значит, мечты сбылись? Ничего уже нового не нафантазировать? А начиналось как хорошо! Сидит Ленин у окна. Закрыл глаза и мечтает. Представил себе пашни, избы, Юрия Гагарина в ракете. Здорово! И никто не скажет: «Хватит ворон считать! Садись лучше за уроки! А то двоек нахватаешь!» Потому что это Ленин. Эх, жаль, что я тогда не жил, когда был Ленин. Мы бы сели, помечтали…

— Андрюха! — позвал меня Старостин. — Это ведь про скелетов стихотворение.

— Чего? — удивился я.

— Смотри. Вверх идут скелеты, в доме тишина, здесь работал Ленин, сидя у окна. Ты представляешь? Сидит на втором этаже, — тут его голос стал тише, — Владимир Ильич Ленин. А к нему по лестнице поднимаются скелеты. Хрусть-хрусть.

Тут Старостин пару раз дернул плечами вверх-вниз, изображая, как скелеты поднимаются к Ленину. Я захихикал. В моем сознании Ленин никак не вязался со скелетами. Скелеты — это глупость, баловство. Зачем им подниматься к Ленину? Что они ему скажут? Ленин — дело серьезное… наш советский идеал. С этим не шутят.

— Хрусть-хрусть, — Старостин тем временем продолжал изображать скелетов.

— Старостин! — крикнула учительница. — Сейчас же выйди из класса! Весь уже искривлялся! И ты, Аствацатуров, у меня дождешься!

Стихотворение нам задали выучить наизусть. На следующий день на уроке каждый по очереди выходил к доске и громким голосом его читал. Всякий раз Старостин толкал меня под партой ногой и показывал плечами: хрусть-хрусть.

Я вспоминал про Ленина, потом про совершенно неуместные в его доме скелеты, и мне становилось смешно.

Спустя месяц весь наш класс повели в музей Ленина на Болотной улице, рядом с нашей школой. Это был старый финский дом. Он и сейчас там стоит. Точнее, не дом, а деревянный домик. Что-то вроде дачи. Между прочим, в этом доме состоялось историческое заседание ЦК ВКП(б), где было принято решение штурмовать Зимний.

Мы вошли внутрь, сдали в гардероб пальто, и тут пришла экскурсовод — тетка средних лет и повела нас смотреть комнаты. Она что-то говорила. Очень много говорила. Я не слушал. Стоял, о чем-то думал. Смотрел по сторонам. На стене фотографии: Ленин в кругу соратников. У стен — стенды: там какие-то раскрытые книги, газеты и даже фотографии. Старая мебель. Лампа, чайник — таких уже не делают. Вспомнил стихи Сергея Михалкова:

Уж в этом чайнике нельзя,
Наверно, воду греть.
Но как нам хочется, друзья,
На чайник посмотреть.

Мне стало стыдно. Потому что смотреть на чайник совершенно не хотелось. Экскурсия тем временем продолжалась. Мы зашли в очередную комнату. В углу была видна небольшая лестница. Она закруглялась и вела куда-то на второй этаж. Проход на лестницу был перегорожен двумя стойками с красной веревкой.

Тетка-экскурсовод встала спиной к веревке, подождала, пока мы все зайдем в комнату, и произнесла: — Всем вам, конечно, известно стихотворение… — тут она выдержала паузу и начала декламировать:

Вверх идут ступени,
В доме тишина.
Здесь работал Ленин,
Сидя у окна.

Я поискал глазами Старостина. Он стоял где-то слева. На его физиономии сияла счастливая улыбка. Поймав мой взгляд, он подмигнул мне и принялся дергать плечами. Руки его при этом болтались как плети. Старостин беззвучно шевелил губами: хрусть-хрусть.

Вот, значит, по какой лестнице к Ленину ходили скелеты…

Я представил себе, как скелеты, один за другим, переставляя костяные конечности, поднимаются по ступенькам наверх, к Ильичу, и меня стал разбирать смех. Когда вокруг торжественная обстановка и нельзя смеяться, от этого делается еще смешнее. Я прикрыл рот ладонью, но смех стал просачиваться сквозь пальцы похрюкиваньем, постепенно набирающим громкость. Тетка-экскурсовод ничего не замечала, но одноклассники стали на меня оглядываться. Я делал героические попытки побороть смех.

И тут сзади раздался грохот. Кто-то из девчонок громко взвизгнул. Я обернулся и увидел, что наш отличник Леша Петренко лежит на полу, рядом с ним — октябрятское знамя, а одноклассники столпились вокруг и пытаются привести его в чувство. Леше как самому достойному доверили знамя нашего октябрятского отряда. И еще пять минут назад он стоял с этим знаменем, глядя, по своему обыкновению, прямо перед собой. Видимо, он не выдержал духоты и грохнулся в обморок. В комнатах музея на зиму законопатили окна и было очень жарко.